наверх
— Мне кажется, профессия актера, пересаживаюшего в себя чужую жизнь, сложная и даже опасная. Каждый вечер, когда выхожу на сцену я как бы поджигаю кучу листьев, которую только что убрал в саду. Их нужно поджечь. Возможно, нам передаются частицы души человека, которого я заставляю тлеть или яростно загораться. Возможно, его мысли, его болезни… Его болезни и его смерть. Если задуматься, сколько раз я умирал не своей смертью? Сколько жизней прожил? И что интересно: когда я умру, на самом деле умру, то кое-кто из моих героев, может быть, и не самых любимых, еще поживет…
- Говорить о том, как работаешь над ролью, почти невозможно, настолько это сложно… Один мой новый герой, роль которого я сейчас репетирую, говорит: «Есть такое занятие – думать…». Так вот это очень актерское занятие. Ты смотришь телевизор, а думаешь о роли. Ешь – и думаешь о роли. Я вот сейчас с вами разговариваю, а думаю уже о своем Генрихе, которого буду играть вечером. Я уже в его «шкуре».
— Г.А. (прим. - Товстоногов) подключается тогда, когда будет кем-то «размято». Но для меня «размять» – главное. Роль делается за столом. И чем упорней и скрупулезней будет эта работа, тем потом легче приспособиться к любой режиссуре.
- На каждую роль, на каждую ситуацию – минимум четыре точки зрения. Первая – глазами автора. Изучение текста. Девять месяцев, скрупулезно, с лупой, дотошно. Как вынашивание, как работа Эйхенбаума или Волгина. Вторая – своими глазами. Только свой третий глаз все-таки надо задействовать, приоткрыть. Третья – глазами партнера. И это не просто, как в зеркале. Когда я на скрипке играть учился, педагог мне говорил: «Играть на скрипке, нужно зная, как играть на рояле – и наоборот». Но у них почти всегда одна гармония, а у нас, актеров, -- спор, обожание, ненависть, зависть. И чаще всего скрытые. У нас это сложнее. Значит, за всех надо репетировать. За Елену Андреевну, дядю Ваню, за няньку… И за того режиссера. Четвертая – это зрители или один зритель (кому как). Надо себя со стороны видеть. Сколько ты мельтешишь, сколько лишнего танцуешь. Но главное – какое до него расстояние, хватает ли тебе туда, в последний ряд, твоих стрел?
— Даже если согласиться, что «система» – плохое для искусства слово, все равно – прежде чем выплеснуть эмоции, должен быть анализ. Сам К.С. утверждал, что одному «система» помогает, другому она не нужна, потому что органически заложена в нем. Но и тем, в ком она заложена, надо знать, как «разъять» роль. Как «поверить ее алгеброй». К этому добавляются составляющие, которые я для себя вывел:
1. Уметь излагать факты просто. Информативно. Особенно важно для завязки, чтобы «зацепить» внимание.
2. Куски, поступки не связывать в одну нить. Разрывы в «сквозном действии» во имя «сквозной идеи». Против логики.
3. Шизофрения в микроскопических дозах – если не наигранная, «не специальная».
4. Без героизма и романтики «в духе Трамбле и Кузнецкого моста». Умение быть некрасивым (Юдина! Я, конечно, не о внешней стороне, а о сути).
5. Реалистическая гипербола.
6. Диапазон. Добиваться непохожести.
7. Превращение роли в монолог, вне зависимости от реплик партнеров. Как будто на исповеди.
8. Твое Я и твой опыт.
9. Ощущение себя в пространстве. Умение перерабатывать энергию и информацию оттуда. Вслушиваться в подсказки. Ведь если горит свеча и начинает потрескивать – это что-то должно значить.